Сегодня 30 декабря. Это преддверие Нового года, с чем вас и поздравляю. Это день рождения СССР, которого уже нет. Как и уходящий год, он заставляет задуматься о потерянном и несбывшемся.

Обнаружил в Фейсбуке, поразивший меня текст:
Она была суровой, совсем не ласковой с виду. Не гламурной. Не приторно любезной. У неё не было на это времени. Да и желания не было. И происхождение подкачало. Простой она была.

Родина. Васнецов А.М. 1886г.

Всю жизнь, сколько помню, она работала. Много. Очень много. Занималась всем сразу. И прежде всего — нами, оболтусами.Кормила, как могла. Не трюфелями, не лангустами, не пармезаном с моцареллой. Кормила простым сыром, простой колбасой, завёрнутой в грубую серую обёрточную бумагу. Учила. Совала под нос книги, запихивала в кружки и спортивные секции, водила в кино на детские утренники по 10 копеек за билет. В кукольные театры, в ТЮЗ. Позже — в драму, оперу и балет.

Учила думать. Учила делать выводы. Сомневаться и добиваться. И мы старались, как умели. И капризничали. И воротили носы. И взрослели, умнели, мудрели, получали степени, ордена и звания. И ничего не понимали. Хотя думали, что понимаем всё. А она снова и снова отправляла нас в институты и университеты. В НИИ. На заводы и на стадионы. В колхозы. В стройотряды. На далёкие стройки. В космос.

Она всё время куда-то нацеливала нас. Даже против нашей воли. Брала за руку и вела. Тихонько подталкивала сзади. Потом махала рукой и уходила дальше, наблюдая за нами со стороны. Издалека. Она не была благодушно-показной и нарочито щедрой. Она была экономной. Бережливой. Не баловала бесконечным разнообразием заморских благ. Предпочитала своё, домашнее. Но иногда вдруг нечаянно дарила американские фильмы, французские духи, немецкие ботинки или финские куртки. Нечасто и немного. Зато все они были отменного качества — и кинокартины, и одежда, и косметика, и детские игрушки. Как и положено быть подаркам, сделанным близкими людьми. Мы дрались за ними в очереди. Шумно и совсем по-детски восхищались. А она вздыхала. Молча. Она не могла дать больше. И потому молчала. И снова работала. Строила. Возводила. Запускала. Изобретала. И кормила. И учила.

Нам не хватало. И мы роптали. Избалованные дети, ещё не знающие горя. Мы ворчали, мы жаловались. Мы были недовольны. Нам было мало. И однажды мы возмутились. Громко. Всерьёз.

Она не удивилась. Она всё понимала. И потому ничего не сказала. Тяжело вздохнула и ушла. Совсем. Навсегда. Она не обиделась. За свою долгую трудную жизнь она ко всему привыкла.

Она не была идеальной, и сама это понимала. Она была живой и потому ошибалась. Иногда серьёзно. Но чаще трагически. В нашу пользу. Она просто слишком любила нас. Хотя и старалась особенно это не показывать. Она слишком хорошо думала о нас. Лучше, чем мы были на самом деле. И берегла нас, как могла. От всего дурного. Мы думали, что мы выросли давно. Мы были уверены, что вполне проживём без её заботы и без её присмотра.

Мы были уверены в этом. Мы ошибались. А она — нет.

Она оказалась права и на этот раз. Как и почти всегда. Но, выслушав наши упрёки, спорить не стала.

И ушла. Не выстрелив. Не пролив крови. Не хлопнув дверью. Не оскорбив нас на прощанье. Ушла, оставив нас жить так, как мы хотели тогда.

Вот, так и живём с тех пор.

Зато теперь мы знаем всё. И что такое изобилие. И что такое горе. Вдоволь. Счастливы мы? Не знаю. Но точно знаю, какие слова многие из нас так и не сказали ей тогда. Мы заплатили сполна за своё подростковое нахальство. Теперь мы поняли всё, чего никак не могли осознать незрелым умом в те годы нашего безмятежного избалованного детства.

Спасибо тебе! Не поминай нас плохо. И прости. За всё! Советская Родина.

М. Жванецкий 

Татьяна Воловик: А я так с Советской Родиной в душе и живу до сих пор. Потому и сад на проспекте сделала. Для неё. Для Родины. От всего сердца.

Александр Ребрик: Всё это опубликовано на страничке Татьяны Воловик, которая не просто умница и красавица, а серьёзный специалист в области нефтехимии,талантливый руководитель, страстный любитель растений, поклонник изящного, создатель собственного оригинального сада и удивительного сада для всех у здания на Ленинском проспекте, где находится её офис.

Знаю её довольно давно и с наилучшей стороны. Обнаружив сей удивительный текст, показал его внуку, который убеждённо сказал: «Сильно написано!». Я рад, что он так понимает и оценивает. Читая, я завидовал автору чёрной завистью. Как жаль, что мне такая идея не пришла в голову и не нашёл я таких проникновенных слов о том, что мне бесконечно дорого. Это написанный прозой гимн в честь великого прошлого нашей Родины, в память о том, что мы так бездарно потеряли. 

Это своего рода исповедь, очень хочется верить, искренняя. И покаяние, может быть, слишком мягкое, всепрощающее. Оно всё списывает на наивность, незрелость, детский разум, хотя многие перестройщики были тогда уже достаточно взрослыми, чтобы не понимать, что творили.

Потому меня поразила подпись под текстом. Оказалось, что это Михаил Жванецкий, которого я знал поначалу как талантливого и умного человека, с удовольствием слушал его миниатюры, но с некоторых пор я перестал. Он, конечно, этого не заметил, не стал он и менее талантливым, и умным. В ту пору его понесла антисоветская волна и для меня он перестал существовать. Прочитав, даже не поверил сразу, что это Жванецкий, настолько не вяжется с тем, что я про него до сих пор знал. Подумал, что, если и это розыгрыш, и перед нами очередной протокол сионских мудрецов, то такой талантливый текст должен был бы существовать.

Та пора была началом перестройки. Я тогда работал советником Демократической организации молодёжи Афганистана, вёл вопросы пропаганды, печати, культуры. В апреле 1986 года повёз ансамбль «Гулисурх» в базировавшийся в окрестностях Кабула советский батальон правительственной связи. Певучие, живые афганские ребята, не знающие нотной грамоты, но мастерски владеющие не только дутаром и рубобом, но сверкавшими в их руках новейшими электрогитарами и ударными установками, были очень интересны нашим ребятам. Особый восторг вызвал солист, отучившийся в одном из профтехучилищ Белгорода. Не знаю, насколько хорошо он овладел профессией, но отлично выучил русский язык и вовсю распевал «Ты ж мэнэ пидманула», «На недельку, до второго, я уеду в Комарово». Солдатам так понравилось его исполнение, что он эти песни спел трижды. Всё прошло замечательно, все довольны. После концерта, пока ребята собирали аппаратуру, пока их кормили, командир показал мне как они работают и живут в военно-полевых условиях. Завёл и в свою комнату, угостил чаем и включил огромный японский магнитофон, сверкавший, как и аппаратура «Гулисурха». Пока мы с офицерами беседовали, звучала запись выступления Жванецкого. Я прислушался и поразился, так зло и ехидно он описывал нашу жизнь, что никаким Би-Би-Сям не сравниться. Высмеивал он не портного, который пришил не те рукава или пуговицы, а что-то иное, на чём стояла наша тогдашняя жизнь, те принципы, которыми не могла поступиться Нина Андреева и другие благородные люди. Он смеялся над тем, над чем нельзя. Как над матерью. Поразило меня и то, что офицеры КГБ, замечательные, в общем, ребята, не то, чтобы безропотно, а едва ли не с восторгом принимали услышанное. Подобное тогда ещё не было разрешено, но никто уже и не запрещал. А затем мутный поток превратился в море разливанное, в котором и утонул наш гордый «Варяг».

30 декабря 2020 года СССР исполнилось бы 98 лет. Для многих, и для меня, грустный день. Грустный оттого, что дарил великие надежды народам. Надежды эти осуществлялись, но были преданы. Какая-то надежда на повторение чуда ещё теплится. Воскрес же для меня Михаил Михайлович, спустя 34 года с того весеннего кабульского дня.

В наступающем 2021-м и в последующие новые годы, будем помнить, верить, надеяться!