Моя рождественская пятилетка

Александр РЕБРИК, главный редактор «Вестника садовода»

Одним из светлых воспоминаний моего детства является активное участие в зимних праздниках. По сути рождественских, но без особого религиозного содержания, простых и незатейливых, конечно не таких ярких, как, то было совсем давно, например, в гоголевские времена. Слово Рождество мне уже было известно хотя бы потому, что в селе Рождествено на севере Мордовии родилась моя мама, а я успел к тому времени там побывать. Новый год само собой, а затем вечером перед Рождеством носим вечерю, утром в Рождество колядуем, вечером в канун старого Нового года «щедруем», а рано утром в Новый год «посыпаем».

Было это почти 70 лет назад. Я только о школе задумался. Осенью в первый класс. Завтра у тёти Марии, отцовой сестры, в доме которой мы тогда жили, праздник — Рождество. Она одна у нас верующая.

Перед Рождеством. М.М. Гермашев.

На нашем отрывном календаре, где я загодя перечитывал каждую страничку, никакой такой праздник не обозначен. Ничего я про него не знаю. Про какого-то Гоголя слышал, но ещё ничего не читал. Даже его «Ночь перед Рождеством». Если про Рождество не ведаю, то про ночь, тем более. Ночью я крепко сплю, как и все нормальные люди. Слышал, что Дед Мороз, бывает припозднится к кому-то и явится едва ли не в полночь. Но я такого не знаю. Вот уже второй раз нас дошколят приглашают на ёлку в школу, которая на нашей улице Садовой. Так там Дед Мороз утренний. Всё у него, как на картинках — шуба, белая шапка, ципок (палка), лантух (мешок) з дарунками, бородище та гучний бас. Запомнилось, как многие дети радовались подарочкам. Одни раскрывали пакетики и тут же начинали живо жевать конфетки, а другие, наоборот, крепко держали их двумя руками, словно боялись потерять этот бесценный дар.

Отец с матерью на работе, я с тётей дома. Узнаю, что сегодня Святой вечер, надо приготовить кутью. Получаю полведёрка ячменя и задание истолочь (обрушить) его в ступе. Отправляюсь к доброму нашему соседу деду Семёну Яковлевичу. Он ведёт меня в огромный сарай, где стоит таинственный аппарат. Это не «ручное приспособление с пестиком» и не средство передвижения бабы Яги, а некое тяжеловесное деревянное сооружение, на которое я взбираюсь и привожу его в действие ногами, попеременно перенося центр тяжести тела, заставляя пест крепенько ударять по зёрнам, засыпанным в углубление, выдолбленное в бревне.

Ступа, она от того, что «ступать» надо. Прыгал я, наверное, целый час, даже интереса ещё не потерял, когда дед Семён проверил и объявил, что дело сделано. Затем мне было поручено тереть мак в макитре (большой и широкий горшок), чудное название его так и читается — «мак тереть». Получил макогон — внушительного размера пест. Вот это уже всё ручное.

Левой рукой держишь над макитрой этот пест сверху, а правой — пониже и совершаешь ею круговые движения, плотно прижимая нижний конец песта к стенкам. Работа тоже нудная, но непыльная и вкусная — трёшь и снимаешь пробу. Трёшь и пробуешь, и ещё много мака остаётся на кутью.

Святой вечер. Свят-вечир, багата кутя. Подразумевался праздничный семейный ужин, где главное блюдо — кутья. Это каша из того самого ячменя с маком и мёдом, залитая озваром (тёмно-коричневого цвета, густой компот из сушёных груш, вишен, тёрна). Конечно, на стол поставят и много другого вкусного. Но все сядут за стол, где-то после 18 часов. А до того ещё нужно успеть обменяться гостинцами с родственниками, крёстным и крёстной, соседями. Просторечно обряд назывался «носить вечерю». Носителями были дети, начиная примерно с шести лет. Тётя Мария обстоятельно изложила программу моих действий, научила незамысловатым песням и лозунгам, которыми следовало сопровождать действо, нарисовала маршрут, собрала шесть или семь узлов для каждого дома свой, в них подарки для обмена — пироги, булки, лепёшки, мясо, сало, орехи, яблоки. У хорошей хозяйки были свои коронные заготовки — коржики, бублики (крендели), вергуны, налистники и прочая выпечка, колбасы, котлеты, мочёные яблоки или арбузы, зимние груши. Свежие яблоки были у всех, а груши у избранных. Конечно, не подумайте, что у каждого хозяина было всё это на столе. Прямо скажем, что ни у кого. Было что-то из этого. Кто чем богат. Не все подарки вызывали у меня большой восторг, но и вкусное перепадало.

Вечерю носят по одному, каждый сам для своих. Выходил пораньше, чтобы успеть до Святого ужина вернуться. Прибыв ко двору, кричишь: «Святой вечер! Святий вечир! Дороги господари! Я вечерю вам принёс!» Господари приглашают в хату, пространно благодарят, забирают подарки и в тот же узелок накладывают своё добро, а мне в руки суют конфеты, жареные орехи или семечки, денежки «медь-серебро», но бывало, что и рубль, а то и три перепадёт. Для понимания — билет в кино тогда, до денежной реформы 1961 года, стоил 50 копеек.

Не всему и не сразу тётя Мария меня научила, проигнорировав поначалу целый пласт серьёзнейших тем, связанных с сельским хозяйством, домом, бытом, семьёй. Ни про коров и «волыкив», ни «про отары», ни о том, чтобы «дим звеселити», а всё лишь про «кильце ковбаски», вареники, пироги та грошики. Лишь со временем я взял на вооружение серьёзные лозунги и колядки. В одной из них даже неведомые мне тогда герои — «Господь волики поганяе, Дива Мария «йисточки носить», а «святый Петро за плугом ходить». 

Колядування у нас уранци на Риздво. Собирается несколько юных энтузиастов и бродим до обеда от хаты к хате. В дом не заходим, действуем оперативно, потому успеваем два, а то и три улицы обойти. Репертуар скромный: «Колядин, Колядин, я у батька один. Мене не питайте, а ковбаски (цукерок чи грошик1в) дайте!» или же «Коляд, коляд, колядниця, добра з медом паляниця, а без меду не така, дайте, дядьку, пятака, а ви, титко, гроши, щоб були хороши». Не совсем тут ясно — то ли, то тётка буде хороша, то ли гроши? Так, как нас много, то для хозяйки и по пятаку нам дать, заметный расход. Мы довольствовались и пятаком, а более бойкие колядники «вымогали», подзуживая хозяев: «Будьте люди гонорови! Дайте гроши паперови!» Бумажные, мол, деньги давайте!

Колядки. Н. К. Пимоненко. конец XIX в.

Выкрикивая «коляда», не подозревал о его происхождении от античных праздников, римских календ (первый день месяца), о том, как похоже это действо у всех почти европейских народов. Не задумывался и над тем, что в действе нашем не было и следа христианского, языческое одно. И не вполне стыковалась наша святочная программа с тем, как это у других. Даже наш же Гоголь пишет: «колядуют накануне Рождества Христова в честь хозяйки дома, молодых супругов и проч.». Например, в русской колядке прямо говорится: «уродилась коляда накануне Рождества», подтверждает и северорусское «Виноградье»: «Проходила коляда наперёд Рождества». А наша коляда — утром, когда Христос уже родился.

Щедрый вечер. Подходит старый Новый год. Накануне — Мыланкы, Мылашкы, а на самом деле — Малании Римлянки. Вечером в одиночку или снова небольшой компанией выходим на старый маршрут с новыми песнями — щедривками. Все они отмечают и славят щедрость Бога, природы. Щедровальники, щедро рассыпая «на щастя, на здоров'я, на Новый рик!» пожелания всяческих благ, совсем не напрасно рассчитывают на щедрость осчастливленных ими клиентов. Речи о высоком и возвышенном завершаются вымогательством и даже угрозами: «Щедрик-ведрик, дайте вареник, грудочку кашки, кильце ковбаски, а як не дасте ковбасу, то я вам хату рознесу!» Чтобы не лишиться крыши над головой, хозяева откупаются колбасой.

После возвращения домой — семейный щедрый ужин. Так назывался он по чину, хотя на столе было всё то же, что и в святой вечер, с непременной кутьёй.

Новый год. «Посыпання». Рано утром, «ни свет, ни заря», что называется, юные энтузиасты бодро носятся по улицам, от хаты к хате, звонко выкрикивая поздравления, распевая и посыпая зерном красный угол светлицы. «Сию, вию, повиваю, з Новым роком поздоровляю! Радуйся, земле! Зароды, Боже, жыто, пшеницю и всяку пашныцю!» Зерно сыпали густо, щедро, рассчитывая на такую же ответную реакцию. Хозяева благодарили и одаряли теми же пирожками, колбасами, конфетами и деньгами.

Так вот я и ходил пять лет азартный и воодушевлённый. А после четвёртого класса перешёл в среднюю школу, сразу повзрослел и с забавами как отрезало. К тому времени я уже и сознательным пионером стал, которому не гоже иметь дело с пережитками прошлого. И гоголевскую «Ночь перед Рождеством» не один раз прочитал. Так как в рождественскую ночь я рано, т. е. вовремя, как детям положено, ложился спать, то никогда не видел ничего похожего на то, что рассказал Гоголь Николай Васильевич. Там уже действовали взрослые. Да ещё и нечистая сила участвовала, а я её до сих пор не признал. И для меня было то такой тёмной древностью, так давно, словно «за царя Панька, як була земля тонка». Прошло много лет, земля стала толще, жизнь другой, а вот человек остаётся прежним, даже если иные он песни поёт и у него борода лопатой. 

Ёлка. Н.Н. Жуков.1954 г.